Духоборцы и молоканы, отвергающие всякую внешность, всякий обряд, отвергают иконы, как старые, так и новые, как живописные, так и иконописные, но их все-таки нельзя назвать только иконоборцами, ибо сущность их верований состоит не просто в раскольническом разрыве с господствующей церковью из-за внешних обрядов и обычаев, как, например, почитание икон, но в совершенном отрицании никейского символа, этого краеугольного основания всех христианских исповеданий, и сверх того в отвержении таинств,
церковного устройства и всяких обрядов внешнего богопочитания.
Неточные совпадения
А между тем на этом удивительном заблуждении основываются все
устройства жизни: семейные, общественные, государственные и даже
церковные.
Другие же люди, так называемые образованные, большей частью уже давно не верящие в
церковное, и потому и ни в какое христианство, так же бессознательно верят, как и люди народа, в то государственное
устройство, основанное на том самом насилии, которое введено и утверждено тем самым
церковным христианством, в которое они давно уже не верят.
Только освободись люди нашего мира от того обмана извращения христианского учения
церковной веры и утвержденного на ней не только оправдания, но возвеличения, несовместимого с христианством, основанного на насилии, государственного
устройства, и само собой устранится в душах людей не только христианского, но и всего мира главная помеха к религиозному сознанию высшего закона любви без возможности исключений и насилия, который 1900 лет тому назад был открыт человечеству и который теперь один только удовлетворяет требованиям человеческой совести.
Пока большинство людей, обманутое
церковным учением, имея самое смутное понятие об истинном значении учения Христа, вместо прежних идолов, обоготворяло Христа-бога, его мать, угодников, поклонялось мощам, иконам, верило в чудеса, таинства, верило в искупление, в непогрешимость
церковной иерархии, — языческое
устройство мира могло держаться и удовлетворять людей.
Одни рабочие, огромное большинство их, держатся по привычке прежнего
церковного лжехристианского учения, не веря уже в него, а веря только в древнее «око за око» и основанное на нем государственное
устройство; другая же часть, каковы все тронутые цивилизацией рабочие (особенно в Европе), хотя и отрицают всякую религию, бессознательно в глубине души верят, верят в древний закон «око за око» и, следуя этому закону, когда не могут иначе, ненавидя существующее
устройство, подчиняются; когда же могут иначе, то самыми разнообразными насильническими средствами стараются уничтожить насилие.
Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по преданию исполнять то, чего требуют церкви, и отчасти вера в это учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в то, возникшее в
церковной вере и основанное на насилии государственное
устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским учением в его истинном значении.
Так что для восприятия христианского учения в его истинном значении людям христианского мира, более или менее понявшим истину христианства, нужно освободиться не только от веры в ложные формы извращенного христианского учения, но еще и от веры в необходимость, неизбежность того государственного
устройства, которое установилось на этой ложной
церковной вере.
Да, случай этот имел на меня огромное, самое благодетельное влияние. На этом случае я первый раз почувствовал, первое — то, что каждое насилие для своего исполнения предполагает убийство или угрозу его и что поэтому всякое насилие неизбежно связано с убийством. Второе — то, что государственное
устройство, немыслимое без убийств, несовместимо с христианством. И третье, что то, что у нас называется наукой, есть только такое же лживое оправдание существующего зла, каким было прежде
церковное учение.